Я оперативно ухватился за эту историю, поскольку это был идеальный предлог, чтобы провести рабочий день на пляже. Погожим июньским утром я надел плавки и шлепанцы и направился с Марли к Береговому каналу. Я запихнул в машину столько полотенец, сколько смог найти, и их в точности хватило на поездку. Марли, как всегда, свешивал язык из пасти, разбрызгивая всюду слюну. Я пожалел тогда, что автомобильные дворники находятся снаружи, а не внутри.
Согласно правилам Собачьего пляжа, я припарковался в нескольких кварталах от него, где меня не стали бы штрафовать, и отправился пешком через спальный район, застроенный старомодными домами в стиле 1960-х годов. Марли бежал впереди. Примерно на середине пути меня кто-то окликнул хриплым голосом: «Эй, мужчина с собакой!» Я застыл, будучи уверенным, что сейчас на меня набросится агрессивный местный житель, который мечтает о том, чтобы мы с моей собакой держались подальше от его пляжа. Но голос принадлежал другому собачнику. Держа своего огромного пса на поводке, он подошел ко мне и попросил подписать петицию, где содержался призыв к окружным уполномоченным оставить в покое Собачий пляж. У нас завязалась беседа, и мы бы еще долго болтали, но я заметил, с каким интересом Марли и вторая собака кружат друг возле друга. Я знал: им достаточно нескольких секунд, чтобы затеять драку. Я поспешил позвать Марли, попрощался с хозяином собаки и продолжил путь. Только мы добрались до дорожки на пляж, Марли присел в кустах и опорожнил свой кишечник. Прекрасно. По крайней мере хоть одна общественная норма была им соблюдена. Я собрал в пакет улики и объявил: «А теперь на пляж!»
Когда мы вышли на вершину дюны, я увидел несколько человек, плескавшихся на мелководье, и удивился, что их собаки были крепко привязаны на берегу. Тогда из-за чего столько шума? Я-то думал, что собаки здесь могут свободно бегать, без привязи. «Тут только что был помощник шерифа, – объяснил мне один угрюмый собачник. – Он сказал, что с этого момента они вводят обязательное ношение поводка, и нас оштрафуют, если собаки будут бегать без привязи». Похоже, я опоздал с приездом, для того чтобы в полной мере насладиться всеми прелестями Собачьего пляжа. Руками полиции административные структуры, настроенные против Собачьего пляжа, намеревались затянуть петлю. Я послушно прошелся с Марли вдоль воды вместе с другими собачниками, словно был не на последней неподконтрольной властям Южной Флориды полоске песка, а находился на прогулке арестантов во дворе тюрьмы.
Я вернулся с собакой за полотенцем и только налил Марли в миску воды из фляги, прихваченной с собой, как из-за дюны показался мужчина с обнаженным торсом, весь в татуировках, в укороченных синих джинсах и грубых ботинках. На толстой цепи рядом с ним трусил мускулистый свирепый питбуль. Эти собаки известны своей агрессивностью, а в те времена к ним было приковано особое внимание жителей Южной Флориды. Эту породу выбирали бандиты, головорезы и хулиганы, а собак часто тренировали как бойцовых. Газеты кишели репортажами о беспричинных, причем иногда с летальным исходом, нападениях питбулей как на животных, так и на людей. Видимо, хозяин, заметив мою реакцию, решил успокоить меня и крикнул: «Не бойтесь, Киллер не кусается. Он даже не бросается на других собак». Едва я выдохнул с облегчением, как он с нескрываемой гордостью добавил: «Но видели бы вы его с диким кабаном! Он может уложить его и распороть брюхо за пятнадцать секунд!»
Марли и Киллер, убийца кабанов, натянули свои поводки и закружили, яростно обнюхивая друг друга. Марли никогда в жизни не участвовал в бою, а поскольку он был гораздо крупнее большинства собак, то их вызовы не пугали его. Даже когда собака пыталась навязать ему драку, он, казалось, этого не замечал и неожиданно принимал игровую позу: поднимал зад, вилял хвостом, с глупым видом скалился. Но никогда прежде ему не приходилось встречаться с натасканным убийцей, охотником за дичью. Я уже представлял, как Киллер без предупреждения вцепится в горло Марли и уже не отпустит его. Его хозяин, напротив, был совершенно спокоен:
– Если вы не дикий кабан, он будет лизать вас до полусмерти, – сказал он.
Я рассказал ему, что здесь только что были копы и они намерены штрафовать всех, кто не подчинится их требованию обязательной привязи.
– Это абсурд! – закричал он, сплюнув в песок. – Я водил своих собак на этот пляж годами. Да и зачем их привязывать на Собачьем пляже?! Чушь какая-то!
С этими словами он отстегнул тяжелую цепь, и Киллер помчался по песку в воду. Марли то вставал на задние лапы, то опускался. Он посмотрел на Киллера, а затем перевел взгляд на меня. Потом снова взглянул на Киллера и опять на меня. Его лапы нервно топтались в песке, и он издал тихий, приглушенный стон. Догадываюсь, о чем бы он спросил, если бы мог говорить. Я оглянулся на границу дюны – в пределах видимости копов не было. Посмотрел на Марли. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Я буду хорошо себя вести. Обещаю.
– Ну, давай же, – сказал хозяин Киллера, – собака не должна проводить свою жизнь на привязи.
– Конечно, какого черта! – ответил я, отстегивая поводок.
Марли бросился в воду, осыпав нас песком. Он врезался в огромную волну, которая накрыла его с головой. Через секунду его морда снова появилась на поверхности, а стоило ему только встать на лапы, он тут же кинулся, увлеченный игрой, на Киллера, убийцу кабанов, и обе собаки вновь скрылись под водой. Я, задержав дыхание, спрашивал себя, не нарушил ли Марли ту границу, за которой Киллер превращается в неконтролируемую убийцу. Но вот собаки вынырнули. Они виляли хвостами и дружески скалились. Киллер прыгнул на спину Марли, а Марли влез на спину Киллера, челюсти собак лязгали. Псы бегали друг за другом по берегу, поднимая фонтаны брызг. Они прыгали, танцевали, боролись, ныряли. Не думаю, что когда-либо я видел такой неподдельный восторг.