Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире - Страница 48

– Стоп! Стоп! Стоп!

Мальчик рассказал, что, пока он сидел в машине в ожидании команды, Марли начал грызть поводок. Съемочная группа и актеры недоверчиво смотрели на изгрызенный поводок, на их лицах появилось выражение почтительного трепета и ужаса, словно они только что стали свидетелями какого-то загадочного природного явления. А вот я почти не удивился. Марли отправил в мусор столько поводков и веревок, что я потерял им счет. Ему даже удалось перегрызть прорезиненный стальной кабель, в рекламной брошюре которого говорилось, что он «используется авиакомпаниями для буксировки самолетов». Вскоре после рождения Конора Дженни принесла домой новый ошейник для перевозки собак, который позволял цеплять Марли к ремню безопасности в машине, чтобы пресечь его поползновения прогуляться по движущемуся автомобилю. Марли хватило девяноста секунд, чтобы перегрызть не только сам ошейник, но и ремень безопасности нового авто.

– О’кей, давайте сделаем перерыв, – крикнул Госс. Повернувшись ко мне, он спросил на удивление спокойным голосом:

– Сколько времени нам потребуется, чтобы найти новый поводок?

Я представлял, во сколько режиссеру обходится каждая минута простоя, пока актеры и съемочная группа сидят без дела.

– Отсюда метров восемьсот до зоомагазина, – сказал я. – Вернусь через пятнадцать минут.

– И на этот раз принесите что-нибудь покрепче, что он не сможет перегрызть, – добавил режиссер.

Я вернулся с громоздкой цепью, своим видом она напоминала те, что используют дрессировщики львов, и съемки возобновились – один неудачный дубль за другим. Каждый новый дубль был хуже предыдущего. В какой-то момент Даниель, игравшая роль девочки-подростка, пронзительно крикнула от отчаяния и воскликнула с неподдельным ужасом:

– О господи! Он выставил свою штуку!

– Стоп!

В другой сцене Марли настолько громко пыхтел у ног Даниель, когда она звонила своему приятелю, что инженер звукозаписи с отвращением снял наушники и вслух пожаловался:

– Я ни слова не слышу из того, что она говорит. Только тяжелые собачьи вздохи. Прямо как озвучка для порнофильма.

– Стоп!

Так прошел первый съемочный день. Марли был сущим бедствием. С одной стороны, я защищал его: а чего они собственно ждали задаром? Лэсси? – но, с другой – был обижен. Глядя на съемочную группу и актеров, ясно читал на их лицах: «Откуда взялся этот монстр и как его спровадить?» В конце дня один из ассистентов с блокнотом на планшетке сообщил, что расписание съемок на завтрашнее утро еще не утверждено.

– Завтра можете не приезжать, не утруждайте себя, – сказал он. – Если потребуется участие Марли, мы позвоним. – И чтобы не оставалось никаких сомнений, добавил: – Так что без приглашения не появляйтесь. Ясно?

Все понятно, ясно как божий день. Госс поручил своему подчиненному проделать грязную работу. Актерской карьере Марли пришел конец. И у меня не было оснований никого винить. Марли, очевидно, был настоящим кошмаром для кинорежиссеров. Никто не знает, сколько тысяч долларов потеряно по его вине из-за ненужных пауз и его ужасной игры. Он перепачкал множество костюмов, набросился на стол с закусками и едва не опрокинул камеру стоимостью 30 000 долларов. Удалив нас с площадки, они защитили себя от новых потерь. Я прекрасно понимал, что означают слова: «Не звоните нам, мы сами перезвоним».

– Марли, – сказал я, когда мы оказались дома, – у тебя был шанс, и ты его упустил.

* * *

На следующее утро, когда я предавался сожалениям по поводу рухнувших надежд стать знаменитостью, раздался звонок. Звонил помощник режиссера, который попросил как можно скорее привезти Марли в отель.

– Вы хотите сказать, что берете его обратно? – спросил я.

– Именно так, – ответил он. – Боб хочет, чтобы он снялся в следующем эпизоде.

Я приехал через полчаса, все еще не веря, что нас пригласили еще раз. Госс был крайне взволнован. Он посмотрел отснятый накануне материал и пришел в полный восторг.

– Очень смешной пес! – выпалил он. – Невероятно забавный. Настоящий сумасбродный гений!

Я почувствовал, как спина моя распрямляется, а грудь раздувается от гордости.

– Мы всегда знали, что он самородок, – произнесла Дженни.

Съемки в Лейк-Уорте продолжались еще несколько дней, и Марли успешно снимался. Мы слонялись за кулисами вместе с родителями и поклонниками актеров, беседуя, общаясь и мгновенно замолкая всякий раз, когда рабочий сцены выкрикивал: «Приготовиться к съемке!» Когда же раздавалась команда: «Стоп!», общение возобновлялось. Дженни даже удалось взять автографы у Гари Картера и Дэйва Уинфилда (в свое время последний был включен в Зал славы бейсбола, его сняли в эпизоде); они подписали мячи для наших сыновей.

Марли купался в лучах славы. Члены съемочной группы, особенно дамы, ласкали его. Стояла страшная жара, и на одного из помощников была возложена ответственная миссия – бегать за Марли с миской и бутылкой воды и поить его, когда пес захочет. Казалось, абсолютно все угощали его закусками со стола. Я оставил его со съемочной группой на пару часов, чтобы появиться на работе, а когда вернулся, увидел, как Марли вальяжно развалился на земле, задрав лапы, а одна очень красивая гримерша с нежностью почесывала его живот. «Он такой лапочка!» – ворковала она.

Я тоже подхватил звездную болезнь. И представлялся как Хозяин собаки Марли, и бросался фразами типа: «Надеемся, что в следующем фильме ему достанется роль лающего пса».

Как-то раз во время перерыва между съемками я направился в вестибюль отеля, чтобы позвонить из автомата. В нескольких метрах от меня Марли, который был без поводка, обнюхивал мебель. Консьерж, по ошибке приняв мою кинозвезду за бездомного пса, попытался выгнать его из холла. «А ну-ка пошел вон! Фу!» – пугал он.