Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире - Страница 38

К оглавлению

38

– Я рад, что ты заглянула, – сказал я.

– Я тоже рада, – ответила Лиза.

У меня осталось приятное впечатление об этой девочке. Она была сильной и решительной. Думаю, ей многое будет по плечу. По прошествии лет я узнал, что она сделала карьеру телеведущей, и понял, что не ошибся в ней.

Глава 14
Раннее появление

Сквозь завесу сна я постепенно осознавал, что кто-то зовет меня.

– Джон, Джон, проснись, – это Дженни тормошила меня. – Джон, мне кажется, что ребенок уже выходит.

Я приподнялся на кровати и протер глаза. Дженни лежала на своей половине, прижав колени к животу.

– Ребенок что?..

– У меня начались сильные схватки. Я уже некоторое время пытаюсь регулировать их. Нужно позвонить доктору Шерману.

Я окончательно проснулся. Начинаются роды? Я с ума сходил от ожидания нашего второго ребенка, мальчика, как показало УЗИ. Однако время было совершенно неподходящим. Шла всего лишь двадцать первая неделя беременности – закончилась первая половина 40-недельного срока. В книгах, посвященных беременности, имелись фото высокого разрешения, наглядно показывавшие рост плода каждую неделю. Всего несколько дней назад мы, читая одно такое пособие, рассматривали снимки зародыша на двадцать первой неделе и удивлялись тому, как растет ребенок. На двадцать первой неделе развития плод умещается на ладони и весит менее 500 граммов. Его глаза еще закрыты, пальчики похожи на маленькие хрупкие прутики, а легкие развиты недостаточно для того, чтобы поглощать из воздуха кислород. Едва ли на этом сроке плод жизнеспособен. Его шанс выжить вне матки без последующих серьезных проблем со здоровьем ничтожно мал. Не зря же он должен развиваться в материнской утробе долгих девять месяцев. На двадцать первой неделе риск невероятно велик.

– Возможно, ничего страшного, – сказал я. Но пока поспешно набирал телефон приемной женской консультации, мое сердце колотилось. Через пару минут перезвонил доктор Шерман, его голос был встревожен.

– Не исключаю, что это просто газы, – сказал он. – Но лучше провести осмотр.

Он велел немедленно привезти Дженни в больницу. Я заметался по дому: бросал нужные вещи в сумку, развел смесь в бутылочках, взял запас подгузников. Дженни позвонила своей подруге и коллеге Сэнди, она тоже недавно стала мамой и жила в нескольких кварталах от нас, и спросила, можно ли нам оставить у нее Патрика. Марли тоже проснулся, потягиваясь и зевая. Да это же ночное путешествие!

– Прости, Мар, – извинился я, когда вел его в гараж, заметив нескрываемое разочарование на его морде. – Придется тебе нести вахту в наше отсутствие.

Я вытащил Патрика из кроватки, устроил на детском сиденье, даже не разбудив, и мы помчались в ночную темень.

В отделении интенсивной терапии больницы Святой Марии медсестры быстро взялись за дело. Они переодели Дженни и стали измерять силу схваток и пульс ребенка. Действительно, у Дженни каждые шесть минут начиналась новая схватка. Причина явно не в кишечных газах.

– Ваш ребенок рвется появиться на свет, – сказала одна из медсестер. – Мы сделаем все возможное, чтобы этого не случилось.

Доктор Шерман по телефону попросил посмотреть степень раскрытия шейки матки. Одна из медсестер ввела Дженни палец в перчатке и сообщила, что шейка раскрыта на один сантиметр. Даже я понимал, что это плохой знак. Если шейка раскрывается полностью, до 10 сантиметров, то при нормальной ситуации мать начинает освобождаться от бремени. С каждой болезненной схваткой приближался необратимый исход. Доктор Шерман назначил капельницу с физраствором и велел ввести лекарство, которое снижает родовую активность. Схватки прекратились, но менее чем через два часа возобновились с большей силой, так что потребовался второй укол, а потом и третий.

Следующие две недели Дженни провела в больнице. Ее всю искололи, многократно осматривали специалисты отделения пренатальной диагностики, подключали к различным аппаратам мониторинга и ставили внутривенную капельницу. Я взял отпуск и, будучи единственным родителем при Патрике, старался управиться со всеми делами: стиркой, кормлением ребенка, счетами, работой по дому, уборкой сада. Да, чуть не забыл, и еще с одним живым существом в нашем доме. Рейтинг бедного Марли просел с позиции второй скрипки до положения бедолаги, уволенного из оркестра. Даже когда я не обращал на него внимания, он пытался поддерживать свой статус и не упускал меня из поля зрения. Он преданно следовал за мной, пока я носился по дому с Патриком под мышкой, свободной рукой в это время пылесосил, переносил белье или что-то готовил. Вот я отправился на кухню, чтобы положить грязные тарелки в посудомоечную машину, а Марли брел сзади и, сделав несколько кругов, выбирал оптимальное место и плюхался на пол. Однако вскоре я уже мчался переложить выстиранные вещи в сушилку. Он снова трусил за мной, кружил, потягивал лапой половики, пока они не разглаживались в соответствии с его запросами, а потом ложился на них. Но я уже направлялся в гостиную за газетами. Так мы и жили. Если мне удавалось сделать перерыв в своем сумасшедшем графике, то ему перепадало немного внимания и я трепал его за уши.

Однажды ночью, когда Патрик заснул, я в изнеможении рухнул на диван. Марли прыгнул ко мне и, пристроив свою игрушку на моих коленях, уставился на меня своими карими глазищами.

– Нет, Марли, – сказал я. – Устал до смерти.

Тогда он положил морду под игрушку и принялся подбрасывать ее в воздух, надеясь, что я постараюсь ее поймать.

– Прости, приятель, – ответил я. – Только не сегодня.

38