– Мне пора, – сказала она, запрыгивая в машину. – Пока, щеночек.
– Не влюбляйся без памяти, Марли, – предостерег я его, когда они отъехали. – Ты не сможешь себе ее позволить.
Прошло несколько недель. В десять часов утра, в воскресенье, когда я прогуливался с Марли до того же магазина за газетой Miami Herald, к нам снова подошли, на этот раз две девушки, скорее даже подростки.
В них чувствовались напряжение и нервозность. Они не отличались броской внешностью, да и не прикладывали особых усилий, чтобы выглядеть лучше, чем в действительности. Вид у обеих был совершенно отчаявшийся, вероятно, им не удалось заработать на очередную дозу наркотика.
– Гарольд? – обратилась ко мне одна из них.
– Не-а, – ответил я, подумав про себя: неужели вы думаете, что какой-нибудь парень отправится снимать девочек, прихватив с собой лабрадора? Каким же извращенцем представляли меня эти соплюшки! Когда я купил газету в автомате перед магазином, подъехала машина – похоже, это был Гарольд – и умчала девчонок.
Я был не единственным свидетелем бойкой торговли телом на Дикси-хайвей. Когда к нам приехала моя старшая сестра, одетая по-монашески скромно, она решила погулять в обед, и ее дважды пытались «снять» мужики в автомобилях. В другой раз гость, приехавший к нам на машине, рассказал, что какая-то женщина на обочине шоссе показала ему свою грудь без всякого повода с его стороны.
Стали поступать жалобы от жителей, и мэр пообещал публиковать в газетах имена мужчин, задержанных за связь с проститутками, а полиция начала прочесывать улицы и расставлять на каждом перекрестке переодетых женщин-агентов в надежде, что на них клюнут потенциальные клиенты. Эти полицейские в юбках были самыми непривлекательными проститутками, которых мне когда-либо доводилось видеть, – почти как переодетый бывший директор ЦРУ Джон Эдгар Гувер, но это отнюдь не мешало мужчинам обращаться к ним за услугами. Одна полицейская облава произошла прямо на обочине возле нашего дома, перед камерой группы телерепортеров.
Если бы проблема упиралась в проституток и их клиентов, мы могли бы жить спокойно, но криминальная активность набирала обороты. Наш район становился опаснее день ото дня. Однажды, когда мы бродили вдоль берега, Дженни почувствовала тошноту, ее мутило от токсикоза, и она решила вернуться домой одна, оставив нас с Патриком и Марли еще немного погулять. Пока она шла по боковой улице, услышала, как сзади тащится машина. Она решила, что это кто-то из соседей притормозил, чтобы поздороваться, или заблудившийся водитель хочет уточнить дорогу. Но когда она обернулась, то увидела за рулем голого мужчину, который мастурбировал. Поняв, что его засекли, он дал задний ход и скрылся. Дженни даже не успела рассмотреть номер машины.
Патрику не исполнилось и года, когда в нашем районе снова произошло убийство. Как и в случае миссис Недермайер, жертвой стала одинокая пожилая женщина. Ее дом стоял сразу после поворота с Дикси-хайвей на Черчилль-роуд: он находился позади круглосуточной прачечной-автомата. Я не был знаком с ней, просто махал рукой, проезжая мимо. Но в отличие от убийства миссис Недермайер теперь это дело не укладывалось в рамки обычного семейного конфликта. Жертва была выбрана случайно, а напал на нее незнакомец, проникший в дом в субботу днем, когда хозяйка развешивала на заднем дворике выстиранное белье. Когда она вернулась в дом, он связал ей руки телефонным проводом и засунул несчастную под матрац, а сам стал обыскивать дом в поисках денег. Он сбежал с награбленным, а наша слабая здоровьем соседка умерла от удушья. Преступник опять крутился возле прачечной. Полицейские быстро вычислили убийцу и арестовали. Когда его карманы вывернули, оказалось, что добыча составила всего 16 долларов с мелочью. Такова цена человеческой жизни.
Преступники, расплодившиеся в округе, заставили нас почувствовать особую благодарность к Марли за его более чем необходимое присутствие в доме. Что с того, что он считался пацифистом, а его грозная стратегия нападения выливалась в слюнявую атаку? И какая разница, что, увидев постороннего человека, он первым делом хватал теннисный мячик, надеясь поиграть! Чужакам было необязательно все это знать. Когда к нам кто-то приходил, мы больше не запирали пса, открывая дверь. И перестали уверять людей, какой Марли в сущности безобидный пес. Вместо этого мы распространяли смутную зловещую молву: «В последнее время он становится каким-то непредсказуемым» или: «Даже не знаю, сколько еще его прыжков сможет выдержать наша дверь».
У нас уже рос ребенок, и второй был на подходе. Теперь к вопросам личной безопасности мы уже не относились с прежней беспечностью. Мы с Дженни часто размышляли, как поведет себя Марли, если от кого-то будет исходить угроза нам или сыну. Я склонялся к варианту, что он просто свихнется от счастья и начнет лаять и пыхтеть. Дженни гораздо больше доверяла Марли. Она была уверена, что его глубокая преданность нам, особенно своему новому другу Патрику, который баловал его колечками из сухих завтраков, в кризисной ситуации разбудит в сердце пса жестокий инстинкт защитить нас любой ценой. «Не верю, – возражал я. – Он уткнется носом в ширинку негодяя, этим все и кончится». Но, как бы там ни было, люди побаивались нашего пса, и нам это явно нравилось. Его присутствие позволяло нам чувствовать себя защищенными в собственном доме. Несмотря на долгие споры о способности Марли выступать в качестве охранника, мы засыпали со спокойной душой, зная, что он находится рядом с нами. А события одной ночи разрешили наш спор раз и навсегда.